Часть первая

Как мы знаем, что мы знаем, если мы знаем что-то?
Я говорю вам не абсолютную правду, но лишь то, что я считаю абсолютной правдой.
Роберт Ингерсол, Свобода мужчины, женщины и ребенка

На этой иллюстрации можно разглядеть две разные картинки. Способны ли вы увидеть их одновременно или вам приходится изменять ментальный фокус, чтобы сначала увидеть одну, а потом другую?
Глава первая
Притча о притче
Один молодой американец по имени Саймон Мун, изучавший дзэн в дзэндо (школе дзэн) в Ломпоке, штат Калифорния, совершил непростительную ошибку — прочел «Процесс» Франца Кафки. Этот зловещий роман, в сочетании с дзэн-тренировкой, оказался не по зубам бедному Саймону. Юношу потрясла, интеллектуально и эмоционально, странная притча о Двери Закона, которая у Кафки появляется ближе к концу повествования. Саймона притча Кафки так взволновала, что он не мог больше медитировать, потерял самообладание и надолго отвлекся от изучения сутр.
В несколько сжатом пересказе, притча Кафки выглядит так:
Некий человек приходит к Двери Закона и просит разрешения войти. Страж не дает ему пройти через дверь, но говорит, что если этот человек будет ждать неопределенно долго, то, может быть, когда-нибудь в будущем, он получит разрешение. Человек ждет и ждет; он стареет; он пытается подкупить стражника. Тот берет деньги, но по-прежнему не пропускает его через дверь. Человек продает все свое имущество, чтобы предложить еще большую взятку. Страж принимает ее, но все-таки не дает человеку прохода. Принимая каждую новую взятку, страж всегда объясняет: «Я делаю это только для того, чтобы ты не терял всей надежды».
В конце концов человек становится совсем старым и больным и знает, что он скоро умрет. В свои последние минуты он, набравшись сил, задает вопрос, который мучил его годами. «Мне сказали, — говорит он стражнику, — что Закон существует для всех. Почему же тогда так случилось, что все эти годы, пока я здесь сижу и жду, никто больше не пришел к Двери Закона?» «Эта дверь, — отвечает страж, — была создана только для тебя. А сейчас я закрою ее навсегда». Он захлопывает дверь, и человек умирает.
Чем больше Саймон ломал себе голову над этой аллегорией, или шуткой, или загадкой, тем яснее ему становилось, что он никогда не поймет дзэн, если сначала не поймет эту странную сказку. Если дверь существовала только для этого человека, почему ему нельзя было войти? Если хозяева выставили стражника, чтобы не пропускать человека, то почему они при этом оставили дверь искушающе приоткрытой? Почему стражник закрыл дверь, когда человек стал уже слишком стар, чтобы попытаться прорваться в нее силой? Имеет ли буддийское учение о Дхарме (Законе) какое-то отношение к этой притче?
Может быть. Дверь Закона символизирует византийскую бюрократию, которая существует практически во всех современных правительствах, и, в таком случае, вся притча превращается в политическую сатиру? Скромный чиновник Кафка вполне мог бы на досуге сочинить именно сатирическую притчу о бюрократии... Или, возможно, дверь — это Бог, как утверждают некоторые комментаторы? Тогда что Кафка имел в виду? Пародирует ли он религию или иносказательно восхищается ее божественной Тайной? А этот страж, который брал взятки, но ничего не дал взамен, кроме пустых надежд, — что символизирует он: духовенство или, может быть, человеческий разум, который всегда услаждается тенями в отсутствие подлинных Последних Ответов?
В конце концов, близкий к нервному срыву от огромной умственной усталости, Саймон пришел к своему роси (учителю дзэн) и рассказал ему историю о человеке, который томился ожиданием у Двери Закона — двери, которая существовала только для него, но в которую ему не разрешалось войти и которая была закрыта, когда ему уже не дала бы войти смерть. »Пожалуйста, —умолял Саймон, — объясните мне эту Темную Притчу».
«Я объясню ее, — сказал роси, — если ты пройдешь за мной в зал для медитаций».
Саймон последовал за учителем к двери медитационного зала. Когда они пришли, учитель быстро проскочил в зал, повернулся и захлопнул дверь перед самым лицом Саймона.
В этот момент Саймон пережил Пробуждение.
Упражнения
1. Пусть каждый член группы постарается объяснить или интерпретировать притчу Кафки и действия учителя дзэн.
2. Обратите внимание на то, возникнет ли из вашей дискуссии консенсус или каждый найдет в притче свой, уникальный смысл.

Глава вторая
Проблема «Глубокой реальности«
Как утверждается в замечательной книге доктора Ника Херберта «Квантовая реальность», большинство физиков принимает «Копенгагенскую Интерпретацию» квантовой механики, предложенную Нильсом Бором. Согласно доктору Херберту, копенгагенское понимание сводится к тому, что «не существует никакой глубокой реальности».
Поскольку вскоре мы найдем веские причины избегать слов «есть», «существует», «является» и «находится», давайте попробуем сформулировать то же высказывание на более функциональном языке — языке, который не предполагает, что мы знаем, чем вещи метафизически «являются» или «не являются» (то есть знаем их метафизические «сущности»). Функциональный язык нужен только для того, чтобы мы могли описывать то, что мы феноменологически переживаем. Итак, Копенгагенская Интерпретация имеет в виду не то, что «не существует» никакой «глубокой реальности», но лишь то, что научный метод никогда не сможет экспериментально установить или продемонстрировать такую «глубокую реальность», которая объясняет все другие (инструментальные) «реальности».
Доктор Дэвид Бом, однако, говорит следующее: «Копенгагенское понимание отрицает, что мы можем делать какие-либо утверждения относительно действительности». Если немного подумать, то здесь сказано больше, чем в формулировке Херберта.
Оба они — и доктор Херберт, и доктор Бом — отвергают копенгагенское понимание. Херберт даже назвал копенгагенизм «физической школой Христианской Науки». Как и доктор Бом, доктор Херберт — мой хороший друг — уверен, что физика может делать утверждения о природе действительности.
Я с этим согласен. Но для меня «действительность» ограничивается тем, что люди и их приборы могут обнаружить, декодировать и передать. «Глубокая реальность» находится в совершенно другой сфере — в сфере философских «рассуждений». Вот почему доктор Ричард Фейнман сказал Бому по поводу его последней книги, «Целостность и подразумеваемый порядок»: «Превосходная философская книга — но когда же вы напишете еще что-нибудь по физике?»
Я попробую защитить доктора Бома (и доктора Херберта тоже) чуть позже. Пока что замечу, что действительность в этой книге означает то, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» — то, о чем мы можем только шуметь. Наука, как и экзистенциализм, имеет дело с тем, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» принадлежит до-экзистенциалистским философам (последователям Платона или Аристотеля).
Мы можем только шуметь по поводу «глубокой реальности» — и не можем делать значимых (проверяемых) утверждений о ней, — поскольку то, что лежит за пределами экзистенциального опыта, лежит и за пределами человеческого суждения. Никакой ученый совет, никакой суд присяжных и никакая церковь не могут доказать что бы то ни было относительно «глубокой реальности» или хотя бы опровергнуть что бы то ни было сказанное о ней. Мы не можем показать, что она имеет температуру или не имеет температуры, что она имеет массу или не имеет массы, что она включает в себя одного Бога или многих богов или вообще никакого Бога, что она пахнет красным или звучит фиолетово, и т.д. Скажу еще раз: мы можем только шуметь, но не можем произвести никаких невербальных или феноменологических данных, которые бы придали какое-то значение нашему шуму.
Этот отказ говорить о «глубокой реальности» чем-то напоминает «принцип неопределенности» Гейзенберга, который в одной из формулировок утверждает, что невозможно одновременно измерить инерцию и скорость одной и той же частицы. Напоминает это и эйнштейновский «принцип относительности» который утверждает, что невозможно узнать «истинную» длину прута, но лишь различные длины (множественные), измеренные различными инструментами в различных инерционных системах наблюдателями, которые могут находиться в одной инерционной системе с прутом или измерять его из перспективы другой инерционной системы. (Точно так же мы не можем знать «истинный» интервал времени между двумя событиями, но лишь различные — множественные — интервалы, измеренные из различных инерционных систем.) Нечто подобное продемонстрировал Эймс в области психологии восприятия: мы не воспринимаем «реальность», но лишь принимаем сигналы из окружающей среды, которые мы организуем в форме предположений — причем так быстро, что даже не замечаем, что это предположения.
Все эти «аксиомы бессилия», как кто-то их назвал, не предсказывают будущего в обычном смысле — мы знаем, что будущее всегда преподносит нам сюрпризы. Подобного рода ограничения в науке означают лишь то, что научный метод по определению не может ответить на некоторые вопросы. Если вы хотите получить ответы на эти вопросы, вам следует обратиться к богослову или оккультисту, и ответы, которые вы получите, не будут удовлетворять тех, кто верит другим богословам или оккультистам, а также тех, кто вообще не верит оракулам.
Вот простейший пример: я даю физику или химику книгу стихов. После исследования ученый сообщает, что книга весит Х кг, имеет Y см в толщину, текст напечатан краской, имеющей такую-то химическую формулу, а в переплете использован клей, имеющий другую химическую формулу, и т.д. Но научное исследование не может ответить на вопрос: «Являются ли стихи хорошими?» (Наука вообще не может отвечать ни на какие вопросы, содержащие в себе слово «является», но пока что еще не все ученые это осознают.)
Итак, утверждение «мы не можем найти (или показать другим) одну-единственную глубокую реальность,которая бы объясняла все многочисленные относительные реальности, измеряемые при помощи наших инструментов (и при помощинашей нервной системы, того инструмента, который интерпретирует все остальные инструменты)» — это вовсе не то же самое, что утверждение «не существует никакой глубокой реальности». Наша неспособность найти одну глубокую реальность — это зафиксированный факт научной методологии и человеческой нейрологии, а вот утверждение «не существует никакой глубокой реальности» предлагает нам метафизическое мнение о чем-то таком, что мы не можем научно проверить или на опыте пережить.
Короче говоря, мы можем знать то, что нам говорят наши инструменты и наши мозги, но не можем знать, дают ли наши инструменты и мозги точный отчет, пока другие исследователи не воспроизведут результаты нашей работы...
То, что нам говорят наши инструменты и мозги, состоит из относительных «реальностей», которые могут перекрываться. Термометр, например, не измеряет длину. Линейка не измеряет температуру. Вольтметр ничего не говорит нам о давлении газа. И так далее. Поэт не регистрирует тот же спектр, что и банкир. Эскимос не воспринимает тот же мир, что и нью-йоркский таксист, и так далее.
Предположение, что мы можем найти «одну глубокую реальность», которая лежит в основе всех этих относительных инструментальных (или нейрологических) реальностей, основывается на определенных аксиомах о вселенной и о человеческом уме. Точнее говоря, аксиомами эти утверждения казались нашим предкам. Теперь же они выглядят либо явно неверными, либо — что еще хуже — «бессмысленными».
Наверное, стоит объяснить, что я имею в виду под «бессмысленными» утверждениями. Для ученого, особенно придерживающегося копенгагенских убеждений, идея является бессмысленной, если мы не можем, даже теоретически, представить себе способ ее проверки. Например, большинство ученых могло бы отнести к разряду бессмысленных следующие три утверждения:
1. Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по наве.
2. Каждое живое существо обладает душой, которую нельзя увидеть или измерить.
3. Бог повелел мне сказать вам, чтобы вы не ели мяса.
Попробуйте представить себе, как бы вы могли доказать или опровергнуть эти утверждения на уровне личного опыта или эксперимента. Прежде всего вам пришлось бы найти шорьков, наву, душу и «Бога» и доставить их в лабораторию;затем вам нужно было бы прикинуть, как их измерять или как регистрировать сигналы от них — словом, как вообще убедиться, что у вас «правильные» шорьки и «правильный» Бог, и т.д.
Остановитесь и подумайте об этом. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему такие предложения выглядят «бессмысленными» по сравнению с утверждениями типа: «Вода на данной планете закипает при 100 градусах по Цельсию на уровне моря», которые легко можно подтвердить (и опровергнуть), или утверждениями типа: «Я чувствую себя хреново», которые, хотя и могут содержать истину для говорящего, всегда остаются проблематичными (но не «бессмысленными») для слушателей. В данном случае слушатели знают, что говорящий описывает распространенное человеческое ощущение, но не знают, чувствует ли он то, о чем говорит, или он имеет какие-нибудь причины обманывать их. Утверждение «Я чувствую себя хреново» может быть тем, что доктор Эрик Берн называл «Игрой Деревянной Ноги» — попыткой уклониться от ответственности, прикинувшись беспомощным.
Теперь давайте рассмотрим другие непроверяемые идеи. В данном случае мы, по крайней мере, можем представить себе метод проверки, но в настоящее время не обладаем нужной технологией для ее осуществления. (Кстати, утверждение «Я чувствую себя хреново» может попасть в эту категорию.) Некоторые ученые называют предложения из этого не менее загадочного класса «неопределенными» — в отличие от явно «бессмысленных». Итак, неопределенными выглядят следующие утверждения:
1. Звезда Барнарда имеет одну или больше планет.
2. Под именем Гомера на самом деле скрывались два разных поэта.
3. Первые обитатели Ирландии прибыли из Африки.
Мы не можем «видеть» звезду Барнарда настолько четко, чтобы подтвердить или опровергнуть первое утверждение, но, возможно, «увидим» ее достаточно четко, когда космический телескоп будет доставлен на орбиту. (С Земли мы видим, что яркость звезды Барнарда часто снижается, и многие астрономы высказывали предположение, что между нами и звездой периодически проходят обращающиеся вокруг нее планеты, но на момент написания книги это оставалось лишь предположением.) О Гомере люди могут спорить вечно, но никто ничего не докажет до тех пор, пока не произойдет какой-нибудь прорыв в технологиях (например, компьютерный анализ словоупотребления определит, имел ли текст одного автора или двух, или, возможно, мы изобретем машину времени...) Когда-нибудь археология может развиться до такой степени, что не будет проблемой идентифицировать первых обитателей Ирландии, но пока что мы можем лишь гадать, не пришли ли они из Африки.
Итак, там, где аристотелевская логика признает лишь два класса — «истинное» и «ложное», — пост-копенгагенистская наука склонна признавать четыре, хотя один лишь доктор Анатолии Рапопорт четко сформулировал их: «истинное», «ложное», «неопределенное» (пока еще непроверяемое) и «бессмысленное» (в принципе непроверяемое). Некоторые логики-позитивисты называют «бессмысленные» утверждения «злоупотреблением языком»; Ницше называл их просто «плутовством». Кожибский описывал их как «шум» — этим термином я уже воспользовался в настоящей главе.
Среди предположений об устройстве вселенной, которые сродни заблуждению о «единой глубокой реальности«, можно упомянуть концепцию статичной вселенной (последние исследования, похоже, указывают на то, что понимание вселенной как активного процесса лучше согласуется с данными). Статичная вселенная или элементарные частицы, похожие на кирпичики, могут обладать единой «глубокой реальностью«, но процессу присущи изменения траекторий, эволюция, бергсонианский «поток» и т.п. Вот простой пример: если бы приматы обладали единой «глубокой реальностью« или аристотелевской «сущностью», мы не могли бы отличить Шекспира от шимпанзе.
(Наша неспособность отличить от шимпанзе некоторых фундаменталистских проповедников нисколько не противоречит предыдущему высказыванию.)
«Единая глубокая реальность« также подразумевает идею вселенной как простого двухслойного образования, состоящего из «внешних проявлений» и одной «фундаментальной реальности» — как бы из маски и лица, скрывающегося за маской. Но современные исследования показывают, что на различных уровнях инструментального увеличения обнаруживаются неопределенно длинные серии «внешних проявлений». Наука не находит никакой единой «субстанции» или «глубокой реальности«, которая лежала бы в основе всех различных внешних проявлений, регистрируемых различными классами инструментов. Простой пример: традиционная философия и здравый смысл предполагают, что герой и злодей обладают различными «сущностями», как в мелодрамах (злодей может носить маску добродетели, но мы-то знаем, что «на самом деле» он злодей); но современная наука изображает вещи как потоки, а потоки как вещи. Твердые тела становятся газами, а газы — снова твердыми телами; точно так же образы героя и злодея расплываются и становятся неоднозначными в современной литературе и у Шекспира.
Какая-то одна модель, какой-то один «туннель реальности» никогда не должны, так сказать, «надевать корону» и восседать в царской славе выше всех остальных. Каждая модель полезна в своей конкретной сфере — там она и должна применяться. «Хорошие стихи» не имеют никакого смысла для науки, но имеют много, много смыслов для любителей поэзии — наверное, свой особый смысл для каждого читателя...
В общем, «единая глубокая реальность» кажется нам таким же абсурдом, как и «единственный правильный инструмент» или средневековая «единственно истинная религия»; предпочитать, скажем, волновую модель «материи» корпускулярной модели — так же глупо, как заявлять, что термометр больше говорит об истине, чем барометр.
Мой друг всегда терпеть не может те фильмы, которые я обожаю, но это не значит, что у кого-то из нас неисправен»детектор хороших фильмов». Это значит только то, что мы живем в различных эмических реальностях.
Возможно, мы пошли немного дальше, чем хотели бы строгие операционалисты. Мы не только предположили, что «физической истине» не присуща большая «глубина», чем «химической истине», или «биологической истине», или даже «психиатрической истине», и что все эти эмические реальности имеют применения в своих собственных сферах. Мы также открыли возможность того, что «экзистенциальная истина» или «феноменологическая истина» (истины опыта) имеют такую же «глубину» (или «мелкость»), как и любая научная (или философская) истина.
Радикальные психологи спрашивают нас: не остается ли «реальность» шизофрении или искусства «реальной» для тех, кто находится в шизофренических или художественных состо-яниях, какими бы бессмысленными эти состояния ни казались не-шизофренику или не-художнику? Антропологи спрашивают: не остаются ли эмические реальности других культур экзистенциально реальными для тех, кто живет в данных культурах, какими бы немыслимьши они ни казались для Гериатрической Белой Мужской иерархии, которая определяет официальную «реальность» в нашей культуре?
В конце XVIII века наука верила в то, что солнце «является» горящим камнем. (Согласно нашей нынешней модели, это ядерная печь.) Поэт Вильям Блейк отрицал, что солнце «на самом деле является» камнем и заявлял, что оно «является» хором ангелов, поющих: «Слава, слава, слава Всемогущему Господу Богу». Феноменология может только сказать, что научная фразеология кажется полезной для науки (в данный конкретный момент), а поэтическая фразеология кажется полезной для поэтов (или для некоторых поэтов). Это становится совершенно ясно, если нарочито избегать слова «является», как это делаю я. Но если мы станем говорить: «Солнце является камнем или печью для ученых, но оно также является хором ангелов для некоторых поэтов», начнутся бесконечные споры, которые очень быстро приведут нас в пучины хаоса и полного абсурда. Попробуйте поспорить о последней формулировке, и вы поймете, почему физики приходили в бешенство, доказывая, что «материя — это волны, но это также и частицы» (пока Бор не научил их говорить: «Мы можем в различных контекстах моделировать материю и как волны, и как частицы»).
Итак, похоже, что и с операциональной, и с экзистенциальной точек зрения утверждения, содержащие в себе слова «является», «существует», «есть», не имеют смысла, особенно если они относятся к одному из следующих типов:
1. Физика реальна; поэзия — абсурдна.
2. Психология не является настоящей наукой.
3. Существует только одна реальность, и моя церковь (культура, область науки, политическая идеология и т.д.) знает о ней всё.
4. Люди, которые не согласны с этой книгой, — кучка кретинов.
Тем не менее похоже, что, поскольку бессмысленность всех такого рода утверждений еще не получила широкого признания, многие физики вводят в заблуждение и самих себя, и своих читателей, заявляя, что «Не существует глубокой реальности« (или даже хуже: «Не существует такой вещи, как реальность». Я видел последнее утверждение в книге одного видного физика — из жалости не скажу, кого именно.).
Такое недоразумение имеет место не только в квантовой механике: популяризаторы трансакционной психологии (и, кроме того, популяризаторы восточных философий, напоминающих трансакционную психологию) часто говорят нам, что «реальность не существует» или «мы создаем нашу собственную реальность». Эти утверждения нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Последнее можно отнести к разряду даже более серьезных возражений, чем отсутствие доказательств, ведь наука уже признает, что неопровергаемые утверждения не имеют никакого операционного или феноменологического «смысла».
Таким образом, «Все, что случается, каким бы трагичным и ужасным оно нам ни казалось, случается во благо, иначе Бог бы не позволил этому случиться» — очень популярная идея, особенно среди людей, переживших большое горе, — может служить лекарством от сильной душевной боли, но, к сожалению, она обладает классическими признаками чистой бессмыслицы.Никакой свидетель не может опровергнуть это утверждение, поскольку любой свидетель подпадает под категорию «как это нам кажется», а данное утверждение как раз отказывается адресоваться к этой категории.
«Вы создаете свою собственную реальность» — это утверждение столь же неопровержимо и непроверяемо, и поэтому его также следует отнести к бессмысленным. Это еще один пример того, что Штирнер называет «призраками», Ницше — «плутовством», а Кожибский — «шумом».
Если бы популяризаторы стремились к точности, они должны были бы придать своей мысли более ограниченную и экзистенциальную форму. Вы создаете свою собственную модель реальности, или вы создаете свой собственный туннель реальности (заимствую эту фразу у блестящего, хотя и сильно оклеветанного доктора Тимоти Лири), или (как говорят социологи) вы создаете свою собственную фразеологию тех «реальностей», с которыми сталкиваетесь. Каждая из этих формулировок указывает на определенные и конкретные переживания в пространстве-времени, которые легко подтверждаются как в повседневной демонстрации, так и в условиях лабораторного эксперимента с восприятием.
Молодая/старая женщина на рисунке в начале первой главы — элементарный пример из области повседневной жизни. Но требуется совершить поистине гигантский метафизический скачок, чтобы перейти от таких забавных рисунков, или от лабораторных демонстраций творческого начала в каждом акте восприятия, или от парадоксов квантовой механики к громким (но бессмысленным) заявлениям о том, что «мы создаем свою собственную реальность».
Итак, первый пункт сходства между квантовой механикой и мозговым программным обеспечением — первый шаг в создании того, что я предлагаю назвать квантовой психологией, — заключается в признании того факта, что изучение и «материи», и «сознания» заставляет нас подвергнуть сомнению привычные представления о «реальности».
Второй пункт сходства заключается в том факте, что такого рода сомнение легко может выродиться в явную белиберду, если мы не будем очень внимательно относиться к словам. (И,как я понял, даже если мы будем очень внимательно относиться к словам, некоторые люди будут читать небрежно и все равно вынесут для себя из сказанного кучу белиберды, которой мы пытались избежать.)
Рассмотрим следующие два предложения:
1. Мой босс — алкоголик и женоненавистник, и меня от него уже тошнит.
2. Моя секретарша — некомпетентная визгливая сучка, и уменя нет выбора, кроме как уволить ее.
Оба эти утверждения представляют ментальные процессы, происходящие по тысяче раз на день в современном бизнесе.
Оба утверждения выглядят как «злоупотребление языком» или «шум» с точки зрения современной науки, представленной в этой книге. Если представить себе эти высказывания в устах психиатрических пациентов, то, конечно, психологи различных школ «обращались» бы с ними по-разному. Но сторонники рационально-эмотивной терапии (последователи доктора Альберта Эллиса) заставили бы пациентов перефразировать высказывания в соответствии с теми же принципами, которые обсуждались в данной главе.
Эти заявления, переведенные с аристотелевского языка на экзистенциальный, звучали бы примерно так:
1. Я воспринимаю моего босса как алкоголика и женоненавистника, и в настоящий момент я не воспринимаю и не вспоминаю (или не хочу воспринимать и вспоминать) в нем ничего другого. Из-за того, что мой опыт ограничивается таким образом и игнорируются другие факторы, я чувствую себя нехорошо.
2. Я воспринимаю мою секретаршу как некомпетентную визгливую сучку, и в настоящий момент я не воспринимаю и не вспоминаю (или не хочу воспринимать и вспоминать) в ней ничего другого. Из-за того, что мой опыт ограничивается таким образом и игнорируются другие факторы, я склоняюсь к тому, чтобы уволить ее. Эта перефразировка может не решить всех проблем между боссами и секретаршами, но она, по крайней мере, вытесняет проблемы с арены средневековой метафизики на ту территорию, где люди могут осмысленно принимать ответственность за выбор, который они делают.
Упражнения
1. Пусть каждый член группы классифицирует каждое из следующих предложений как имеющее смысл или бессмысленное.
А. Сегодня утром я вывез мусор.
Б. Сегодня утром мне явился Бог.
В. Сегодня утром я видел НЛО.
Г. Длина этого стола равняется двум твоим шагам.
Д. Вблизи тяжелых масс, таких, как звезды, пространство искривляется.
Е. Пространство не искривляется вообще никогда; вблизи тяжелых масс, таких, как звезды, всего лишь изгибается свет.
Ж. Подсудимый невиновен, пока суд не объявит его виновным.
3. Решения арбитра подлежат беспрекословному исполнению.
И. «История есть марш Бога через мир» (Гегель).
К. При акте зачатия мужская и женская половые клетки вносят по 23 хромосомы.
Л. Дьявол заставил меня сделать это.
М. Мое бессознательное заставило меня сделать это.
Н. Условные рефлексы заставили меня сделать это.
О. Церковь — это дом Божий.
П. Каждый, кто критикует правительство, является изменником.
Р. Авраам Линкольн служил президентом в период 1960 — 1968гг.
2. Если возникают разногласия, пытайтесь избежать конфликта и разобраться, почему разногласия должны возникать при обсуждении некоторых из этих предложений.

Глава третья

Дуальности «муж-жена» и «волна-частица»
Между прочим, у меня вообще нет академической квалификации, чтобы писать о квантовой механике, но это не помешало мне обсуждать эту тему в четырех моих предыдущих книгах.
Кто-то из читателей может удивиться моей наглости. Ведь большинство физиков утверждает, что принципы квантовой механики содержат сложнейшие парадоксы и требуют знания высшей математики как минимум на уровне колледжа, чтобы вы могли вообще понять суть проблемы. Я начал сомневаться в этом после того, как мой роман «Кот Шрёдингера» — первая из моих книг, посвященных исключительно квантовой логике, — получила в журнале «Нью саиентист» очень благоприятный отзыв одного физика (Джона Гриббина), который утверждал, что я, должно быть, имею ученую степень в области высшей физики, если смог написать такую книгу. Но дело в том, что у меня нет вообще никакой степени по физике. (Все, что я прослушал из физики в университете, — это ньютоновская механика, оптика, свет, электромагнетизм и обзорный курс идей теории относительности и квантовой теории.)
Если я достаточно хорошо понимаю квантовую логику (а это говорили и другие физики, кроме доктора Гриббина), то это лишь потому, что трансакционная психология, наука о том, как мозг обрабатывает данные (а в этой области у меня действительно есть некоторая академическая квалификация), имеет дело с той же роковой непредсказуемостью, которая вызывает столько нареканий в квантовой вселенной. Собственно, я мог бы даже сказать, что изучение науки о мозге лучше подготовит вас к восприятию квантовой теории, чем изучение классической физики.
Это может удивить многих, включая тех физиков, которые утверждают, что квантовая неопределенность применима лишь к субатомному миру и что наша повседневная жизнь «все-таки протекает в ньютоновской вселенной». Настоящая книга смеет идти наперекор этой общепринятой мудрости; моя позиция совершенно противоположная. И я попытаюсь показать, что пресловутые «проблемы», «парадоксы» и общефилософские загадки квантового мира проявляются также и в повседневной жизни.
Например, иллюстрация, помещенная в начале первой главы, — на которой вы видите молодую женщину либо пожилую леди, — демонстрирует одно из фундаментальных открытий психологии восприятия. Это открытие имеет много различных формулировок в разных книгах, но самая простая и общая формулировка, мне кажется, такова:
Восприятие, заключается не в пассивном приеме сигналов, но в активной интерпретации сигналов.
Или, в несколько ином виде:
Восприятие заключается, не в пассивных ре-акциях, а в активных, творческих транс-акциях.
В квантовой теории этот же закон формулируется по-разному, но чаще всего физики выражают его так:
Нельзя исключить наблюдателя из описания наблюдаемого.
(Доктор Джон Уилер идет еще дальше и говорит, что наблюдатель «создает» наблюдаемую вселенную.) Я попытаюсь показать, что сходство этих принципов происходит из более глубокого сходства, объединяющего квантовую механику и нейронауку (а также некоторые аспекты восточной философии).
Идем дальше. Близкие родственники таких квантовых монстров, как Мышь Эйнштейна, Кот Шрёдингера и Друг Вигнера* фигурируют в любом акте идентификации — например,когда вы идентифицируете какой-то предмет в другом конце комнаты как диван, а не как гиппопотама. Позже я еще буду останавливаться на этом подробнее. А пока что, в самом начале наших рассуждений, поговорим вот о чем:
* Мышь Эйнштейна: Эйнштейн как-то сказал, что если, согласно квантовой теории, наблюдатель создает или частично создает наблюдаемое, то мышь может переделать вселенную, просто посмотрев на нее. Поскольку это кажется абсурдом, Эйнштейн заключил, что в квантовой физике содержится какой-то большой нераспознанный изъян. Кот Шрёдингера:** Шрёдингер доказал, что кот может существовать в математических условиях «собственного состояния» (нем. eigenstate), когда утверждение, что кот мертв, и утверждение, что кот жив, в равной степени имеют смысл, причем утверждение, что кот и жив, и мертв, тоже имеет смысл. Друг Вигнера: Вигнер дополнил аргументы Шрёдингера, показав, что, даже если кот стал определенно мертвым или определенно живым для одного физика, он остается как мертвым, так и живым для другого физика, находящегося где-нибудь в другом месте (например, за пределами лаборатории). - Прим. автора.
Шрёдингер, Эрвин (1887 -1961) -австрийский физик, один из создателей квантовой механики, лауреат Нобелевской премии (1933). Вигнер, Юджин Пол (род. 1902) - американский физик, одним из первых показавший эффективность применения теории групп и идей симметрии в квантовой механике, лауреат Нобелевской премии (1963). -Прим. ред.
Физики согласны, что мы не можем найти «абсолютную истину» в квантовой сфере, но должны удовлетворяться вероятностями «статистических истин». Трансакционная психология, психология восприятия, также утверждает, что мы не можем найти «абсолютную истину» в области этой науки (в области чувственных данных), и признает только вероятности, или (как некоторые честно это называют) «игру вероятностей». Физик скажет вам, что во многих случаях, если мы будем называть шрёдингеровского кота «мертвым», в этом не будет смысла — можно называть его только «вероятно-мертвым». Трансакционный же психолог скажет, что во многих случаях нельзя называть вещь в углу комнаты «стулом», а лишь «вероятно-стулом». Простейшее суждение типа «либо-либо» — «мертвый» или «живой», «стул» или «не-стул» — в этих науках не является единственным логическим вариантом. Это лишь крайний, граничный вариант, а некоторые утверждают — чисто теоретический вариант.
(Если вы растерялись, ничего страшного. Позже мы поговорим об этих проблемах гораздо подробнее, и тогда вы еще больше растеряетесь.)
Итак, когда современная нейронаука описывает работу нашего мозга, она поневоле обращается к тем же парадоксам и к той же статистической, или многозначной логике, которые мынаходим в квантовом мире. Именно потому я и осмеливаюсь писать о «чужой» для меня сфере, что в многочисленных беседах с «квантовыми» физиками выяснилось: предметы этой науки имеют точные аналоги в моей «родной» специальности, науке о том, как восприятия и идеи попадают в наш мозг.
Для трансакционного психолога квантовая механика не менее увлекательна (и не меньше напоминает науку о мозге), чем криптозоология, лепуфология и дезинформационные системы. И все эти науки, как респектабельные, так и считающиеся «безумными», имеют некие общие родственные черты.
Пожалуй, об этом нужно рассказать чуть подробнее. Криптозоология занимается: а) животными, существование которых пока еще не доказано, но и не опровергнуто (например, гигантские рептилии, предположительно обитающие в озере Лох-Несс, снежный человек и т.п.); б) животными, которых кто-то встречал в самых неподходящих для них местах (пума в Англии, кенгуру в Чикаго, аллигаторы в нью-йоркской канализации и т.п.). Люди, которые «знают», что думать о подобных данных, не имеют представления о нейронауке; те же ученые, которые знают нейронауку очень хорошо, демонстрируют полнейший агностицизм и полнейшее нежелание даже обсуждать эти вопросы.
Лепуфология исследует сообщения о контактах с НЛО, в которых важную — и обычно очень загадочную — роль играют кролики. (Некоторые типичные отчеты из областей криптозоологии и лепуфологии приводятся в моей книге «Новая инквизиция» (1987).) И опять-таки, если человек твердо «знает», что от лепуфологии не может быть никакой пользы, можете быть уверены — этот человек вообще не знает нейронауки. Эпизоды, в которых фермеры заявляют, что НЛО похитили их кроликов, представляют собой прекрасную арену для тестирования преждевременной уверенности догматических энтузиастов и догматических отрицателей при помощи трансакционной квантовой психологии.
Системы дезинформации — это тщательно разработанные «легенды», создаваемые разведслужбами вроде ЦРУ, КГБ или английской МИ-5. В этих системах внешняя легенда содержит в себе вторую легенду, замаскированную под «скрытую правду» и предназначенную для тех ищеек, которые успешно раскроют внешнюю ложь. Поскольку дезинформационные системы расплодились, как бактерии, в нашем все более секретном мире, любой психолог, занимающийся проблемами восприятия, заглянув в сферу современной политики, скажет вам, что только квантовая логика, теория вероятностей и хорошая доза зететицизма* помогут прикинуть, произнес ли только что президент очередную большую ложь или в кои-то веки выдал правду.
* Зететицизм - активный скептицизм. Зететиками называлась одна из древнегреческих философских школ.
В конце концов, даже сами создатели дезинформационных систем «покупались» на дезинформационные системы, разработанные их соперниками. Как сказал Генри Киссинджер, «В Вашингтоне каждый, кто не параноик, должен быть сумасшедшим».
Занимаясь криптозоологией, лепуфологией, дезинформационными системами и квантовой механикой, вы постепенно начинаете чувствовать, что подошли очень близко к тотальному абсурду, к какому-то фундаментальному дефекту в человеческом уме (или во Вселенной?) или к какому-то ментальному выверту, вроде шизофрении или солипсизма. Однако, как показывает рисунок в начале первой главы и как мы будем убеждаться снова и снова, даже самые обычные восприятия самых обычных людей содержат в себе не меньше «странностей» и тайн, чем все оккультные науки вместе взятые.
Итак, я постараюсь показать, что законы субатомного мира и законы человеческого «ума» (или нервной системы) находятся в полном, точном и изящном соответствии — вплоть до мельчайших аспектов. Если вы изучаете человеческое восприятие и процесс образования выводов из восприятия, то не обнаружите ничего такого уж головоломного в квантовой теории. Мы всю жизнь живем среди квантовой неопределенности, но обычно ухитряемся не замечать ее. Трансакционный же психолог вынужден поворачиваться к ней лицом.
Параллели между физикой и психологией не должны удивлять вас. Ведь человеческая нервная система — «ум», еслиговорить по-ненаучному, — собственно, и создала современную науку, включая физику и квантовую математику. В творениях человеческого ума, по идее, должны содержаться и его гений, и его дефекты, как в любой картине всегда содержится автобиография художника.
Давайте рассмотрим самую простую параллель. Муж и жена обращаются в семейную консультацию за помощью. Он рассказывает одну историю о семейных проблемах. Она излагает совершенно иную версию. Если консультант опытен и умен, он не поверит полностью ни одной из сторон.
Где-то в том же городе два студента-физика повторяют два хрестоматийных эксперимента. Первый эксперимент вроде бы показывает, что свет распространяется в виде отдельных частиц. Второй вроде бы показывает, что свет — это волны. Если студенты хорошо учились и обладают широтой мышления, они не поверят ни тому, ни другому результату.
Дело вот в чем: психолог знает, что каждая нервная система создает свою собственную модель мира, а нынешние студенты-физики знают, что каждый инструмент тоже создает свою собственную модель мира. И в психологии, и в физике мы уже переросли средневековые аристотелевские понятия об «объективной реальности» и вошли в неаристотелевский мир, — хотя в обеих науках мы пока еще точно не знаем (и любим об этом поспорить до хрипоты), какая новая парадигма придет на смену аристотелевской парадигме «истинное—ложное».
Знаменитое уравнение Клода Шаннона для вычисления информативности (Н) сообщения выглядит так:
Н = -Epilogepi
Если вас пугает математика (точнее говоря, если бездарные учителя убедили вас в том, что «этот орешек вам не по зубам»), не торопитесь впадать в панику. E означает просто сумму (результат сложения). Символ рi показывает нам, что именно мы будем суммировать. Мы будем суммировать различнью вероятности (p1, р2, р3... и так далее до рn, где n равняется общему числу сигналов в данном сообщении). Это вероятности того, что мы сможем предсказать заранее то, что будет сказано дальше. Логарифмическая функция просто показывает нам, что этосоотношение — не линейное, а логарифмическое (в графическом виде выражается логарифмической кривой). Обратите внимание на минус. Информативность сообщения обратно пропорциональна вероятности того, что вы на каждом шагу сможете предсказать, что будет сказано дальше. Иначе говоря, чем легче вы можете предсказать содержание сообщения, тем меньше информации это сообщение содержит.
Норберт Винер однажды сказал, что в великой поэзии содержится больше информации, чем в речах политиков. Вы никогда не знаете, что будет сказано дальше в хорошем стихотворении, но, слушая речь Джорджа Буша, вы не только знаете, что будет дальше, но и часто можете предсказать общее содержание всей речи еще до того, как оратор раскроет рот.
В любом фильме Орсона Уэллса больше информации, чем в обычном фильме, потому что Орсон никогда не снял ни одной сцены так, как ее мог бы снять любой другой режиссер.
Поскольку информативность возрастает логарифмически, а не линейно, с начала человеческой истории информационный поток усилился очень ощутимо. Как подсчитал французский экономист Жорж Андериа (уже знакомый читателям моих книг), объем информации удвоился за 1500 лет от Иисуса до Леонардо, снова удвоился за 250 лет от Леонардо до смерти Баха, удвоился опять к началу нашего столетия... и в очередной раз удвоился всего за семь лет (1967 —1973). Доктор Жак Балле совсем недавно оценил срок удвоения информации в 18 месяцев.
Очевидно, чем быстрее мы перерабатываем информацию, тем богаче и сложнее становятся наши модели и наша фразеология.
Сопротивление новой информации, однако, имеет прочную нейрологическую основу у всех животных, как показывает изучение импринтирования и кондиционирования. Большая часть животных, в том числе большая часть одомашненных приматов (людей), демонстрирует поистине обескураживающую способность «игнорировать» определенные виды информации — те, которые не «вписываются» в их импринтированные и кондиционированные туннели реальности. Обычно мы называем эту способность «консерватизмом» или «глупостью», но онавстречается во всех секторах политического спектра, и, кстати, в ученых кругах — не реже, чем в Ку-Клукс-Клане.
Так вот, трансакционному психологу, а тем более квантовому психологу, даже такая абсурдная вещь, как лепуфология, помогает узнать много интересного о том, как люди обрабатывают новую информацию.
Вот, например, во «Флаинг сосер ревью» за ноябрь 1978 г. (стр. 17) мы находим сообщение о том, как НЛО похитил у фермера всех кроликов из клетки.
Правдивое или ложное, это сообщение содержит в себе информацию, поскольку большинство из нас еще не слышало о том, что НЛО воруют кроликов. Сигнал имеет высокую степень непредсказуемости.
Книга «Феномены НЛО» под редакцией Хейнза, стр. 83:близкий контакт, при котором «пилот» НЛО выглядел как гигантский кролик.
Информационное содержание количественно подпрыгнуло. Уже две истории о кроликах и НЛО?
Но Всеобщая Сеть Наблюдений Пасхального Кролика, или ВСНПК (отколовшаяся от менее экзотичной Всеобщей Сети НЛО, или ВСНЛО), имеет в своих архивах десятки подобных историй. (Они также имеют, как вы могли догадаться, очень странное чувство юмора.)
* Пасхальный Кролик - один из любимых персонажей американского фольклора, своего рода пасхальный Санта-Клаус. Считается, что он прячет разукрашенные пасхальные яйца, которые дети должны затем отыскать.
Вы можете воспринимать все это как чье-то смешное чудачество или как зловещий абсурд, вы можете разложить эти истории по любым полочкам вашего туннеля реальности, но — наш банк информации стал богаче! Десятки сообщений о кроликах и НЛО уже указывают на что-то, имеющее отношение, может быть, к НЛО, а может быть, и к человеческой психологии. Так или иначе, они указывают на что-то, о чем мы раньше не подозревали.
Если вы, читатель, проявите статистически нормальную реакцию на эти данные, вам будет легче понять, каким образом нелюбимые вами группы людей умудряются «не замечать»,»игнорировать» или «сопротивляться» той информации, которая кажется очень и очень важной лично вам...
Упражнения
1. Пусть каждый член группы нарисует комнату, в которой вы собираетесь, так, как она выглядит с того места, где он сидит. (Это не состязание художников, так что не волнуйтесь, если чей-то рисунок будет лучше, чем ваш.) Сравните рисунки — не как «произведения искусства», а как туннели реальности. Выглядит ли какой-то рисунок более «истинным», чем остальные?
2. Пусть каждый член группы нарисует план комнаты. Почему эти рисунки при сравнении выглядят более похожими один на другой, чем рисунки, нарисованные из различных перспектив? Обсудите это.
Что бы вы сочли более «реальным» — абстрактный план комнаты (показывающий нечто такое, чего на практике никто никогда не видит, но, по всеобщему признанию, выполняющий полезную функцию) или различные рисунки, нарисованные из различных перспектив (то есть показывающие множественные реальности, которые люди действительно видят, но не имеющие никакой практической пользы)?
3. Оскар Уайльд сказал: «Все искусство бесполезно». Обсудите это.

Глава четвертая
Наши «я» и наши «вселенные»
Я хотел бы еще раз сформулировать наш главный тезис:Неопределенность и Относительность появились в современной науке по той же причине, по какой они появились в современной логике, современном искусстве, современной литературе, современной философии и даже современной теологии. В нашем столетии человеческая нервная система обнаружила и свой созидательный потенциал, и свои собственные границы.
В логике, например, мы теперь признаем существование не только «бессмысленных» высказываний, но и «странных петель» (утверждений, содержащих скрытые противоречия самим себе). И те, и другие могут заполонить любую логическую систему (как вирус, вторгшийся в компьютер) — причем эти логические «микробы» часто остаются незамеченными на протяжении целых столетий.
Люди веками убивали друг друга в жестоких войнах и революциях и продолжают это делать — и все это во имя идеологий и религий, которые, если их суть представить в виде предложений, не выглядят для современной логики ни истинными, ни ложными. Это бессмысленные предложения, которые могут казаться осмысленными лишь лингвистически неграмотному человеку. (Например, значительная часть данной книги посвящена тому, чтобы показать вам: любое предложение, которое содержит в себе невинное слово есть («является»), содержит в себе также и некий скрытый изъян. Это будет, конечно, шоком или Безумной Ересью для тех американцев, которые сейчас устраивают бурные демонстрации и акты гражданского неповиновения по поводу важнейшего для них вопроса: «является»ли зародыш — или, может быть, оплодотворенная яйцеклетка — человеком или «не является».)
А тем временем в изобразительном искусстве Пикассо и его преемники уже показали нам, что, скажем, скульптура может воздействовать на нас очень глубоко, будучи при этом в противоречии с «фотографической» точностью в нашем понимании. Одна из классических работ Пикассо, например, очень сильно воздействует на меня, хотя я вижу в ней то голову быка, то седло и руль велосипеда.
«Улисс» Джойса — это роман-мутант, в котором описывается самый обычный день, но не как «объективная реальность» в аристотелевском смысле, а как лабиринт, в котором почти сотня рассказчиков (или «рассказывающих голосов») излагает различные версии происходящего. Это, как мы говорим, — различные «туннели реальности».
Современная философия и современная теология пришли к таким созвучным заключениям, как «Нет никаких фактов, есть лишь интерпретации» (Ницше), или «Нет никакого Бога, а Мария — Его матерь» (Сантаяна), или даже «Бог есть символ Бога» (Тиллих).
Все это результаты нашего нового осознания наших «я» как соавторов наших же собственных «вселенных». Как говорит доктор Роджер Джонс в своей книге «Физика как метафора», «что бы мы ни описывали, человеческий ум не может отделиться от этого». На что бы мы ни взглянули, мы должны увидеть прежде всего наш собственный «ментальный архив» — структуру программного обеспечения, которую использует наш мозг для обработки и классификации впечатлений.
Под «программным обеспечением» я подразумеваю и наш язык, и наши лингвистические привычки, и наше общее «родовое» или культурное мировоззрение — то есть наши правила игры, или бессознательные предубеждения, или туннели реальности, которые состоят из лингвистических конструкций и других символов.
В повседневной жизни программное обеспечение большинства читателей этой книги состоит из индоевропейских языковых категорий и индоевропейской грамматики. В передовой науке программное обеспечение включает в себя и то, идругое, и плюс к этому математические структуры и категории. Но и проблемы кухонной раковины, и проблемы ядерного реактора мы «видим» через символическую или семантическую решетку — ведь математика, как и язык, функционирует как код, который накладывает свою структуру на описываемые им данные.
Художник «мыслит» (когда пишет картину) формами и цветами, музыкант — звуковыми последовательностями, и т.д., но в основном человеческая мыслительная деятельность задействует слова. Даже такие узкие специалисты, как математик, художник, музыкант и т.д., используют слова в большей части своего мышления.
Независимо от того, что мы знаем (или думаем, что знаем) о наших «я» или наших «вселенных», мы не можем ничего сообщить друг другу ни о внутренних, ни о внешних сферах, не используя язык или символизм — то есть мозговое программное обеспечение. Чтобы понять эту книгу, читатель должен снова и снова напоминать себе о том, что даже при мышлении и даже в особых областях вроде математики или изобразительного искусства мы используем те или иные виды символов для «разговора с самим собой» или для визуализации.
Единственная «вещь» (или npoцесс), которая в точности равняется вселенной, — это сама вселенная. Любое описание, или модель, или теория, или произведение искусства, или карта, или туннель реальности, или фразеология, и т.д. всегда меньше, чем вселенная, и следовательно, содержит в себе меньше, чем вселенную.
Что же остается в нашем сенсорном континууме, когда мы НЕ говорим и НЕ думаем? Это нечто несимволическое, невербальное, нематематическое — словом, невыразимое, как говорят мистики. Этот невербальный режим представления можно поэтически называть Хаосом (как это делал Ницше) или Пустотой (как это делал Будда). Но и «Хаос», и «Пустота» — это всего лишь слова, а стоящий за ними опыт упорно остается невербальным.
По этому поводу уместно было бы вспомнить высказывание Виттгенштейна из его «Tractatus Logico Philosophicus»: «О чем нельзя говорить, о том следует хранить молчание». Мастера дзэн в таких случаях просто показывали палец или помахивали посохом.
Когда мы покидаем область невербального, когда мы снова говорим и думаем, нам поневоле приходится создавать символические карты или модели, которые по определению не могут во всех отношениях равняться тем пространственно-временным событиям, которые они представляют. Это кажется настолько очевидным, что мы никогда не думаем об этом и поэтому забываем. Но ведь, в самом деле, меню не имеет вкуса пищи, карта Нью-Йорка не имеет запаха Нью-Йорка (и слава Богу!), а живописное изображение корабля в штормовом море не содержит в себе капитана и экипажа, которым приходится иметь дело с реальными судами в реальных штормах.
Любая карта или модель при ближайшем рассмотрении всегда демонстрирует «ментальность» ее создателя и, в не меньшей степени, —ментальность общества, в котором живет создатель, и его лингвистические системы. Иначе говоря, семантическую среду.
Опытный моряк сразу же обнаружит разницу между кораблем, который нарисовал художник, много ходивший в море, и кораблем, который нарисовал человек, только читавший о мореплавании.
Многие романы и пьесы, написанные в 30-е годы и тогда считавшиеся «грубо-реалистическими», сейчас кажутся несколько наивными и «надуманными», поскольку мы уже 60 лет как не живем в той семантической среде. «Улисс» Джойса избежал этой судьбы благодаря тому, что вообще не имел единой точки зрения (техника множественных рассказчиков обеспечивает множественность перспектив). В этом смысле Джойс близок к посткопенгагенским физикам, которые придерживаются так называемого модельного агностицизма, то есть ни одну модель не считают равной всей вселенной.
Представьте себе карту, которая пытается отобразить даже не всю вселенную, а нечто более скромное по масштабам — скажем, весь Дублин. Очевидно, такая карта должна занимать такой же объем пространства, как и сам Дублин. В ней должен быть по крайней мере триллион подвижных элементов — полтора миллиона людей, столько же крыс, несколько миллионовмышей, наверное, миллиарды клопов, сотни миллиардов микробов и т.д.
Чтобы рассказать о Дублине «все», эта карта должна дать возможность своим движущимся элементам находиться в движении на протяжении хотя бы 2000 лет, поскольку город (который не всегда назывался Дублином) стоит на реке Анна-Лиффи примерно столько времени.
Но такая карта все равно не рассказывала бы нам «все» о Дублине, даже на текущий момент (то есть не учитывая будущее), если бы в ней каким-то образом не отображались мысли и чувства людей и других обитателей этого места...
Но даже и в этом случае карта оказалась бы малополезной для геолога, который хочет знать химию и эволюцию горных пород и почв, на которых стоит Дублин.
И, заметьте, мы пока говорим о «внешнем» мире. А можете ли вы хотя бы представить себе карту, которая бы рассказывала «все» о вас?
Упражнения
1. Пусть пара сексуальных партнеров (мужи жена или двое влюбленных) воссоздаст свою последнюю по времени ссору. (Если никто не захочет признать, что они «ссорятся», пусть выбранная пара воссоздаст свой последний спор.)
2. Теперь пусть эта пара продолжает ссору (спор), поменявшись ролями. Каждый партнер должен «сыграть» роль другого. Попробуйте применить метод Станиславского: каждый «актер» должен пытаться прочувствовать точку зрения того, кого он играет.
3. Найдите в вашей группе двух человек, имеющих разные точки зрения на какой-нибудь злободневный вопрос (например, запрещение абортов, свободное владение оружием, наркотики и т.п.). Пусть каждый из них попытается по методу Станиславского представить точку зрения другого — как можно искреннее.
4. Найдите следующие тринадцать предметов:
игрушечную пожарную машину,
куклу Барби,
репродукцию картины Пикассо,
кирпич,
отвертку,
молоток,
куриное перо,
кусок пробки,
резиновый мячик,
кусок твердого дерева,
портативный стереомагнитофон,
порнографический роман,
философский трактат епископа Джорджа Беркли.
Разложите все эти предметы на полу и рассядьтесь вокруг них. Прежде всего разделите их на две группы — красные предметы и не-красные предметы. Подсчитайте, сколько у вас окажется спорных случаев. (Например, книга с красно-белой обложкой: положить ли ее в красную кучку или в не-красную?)
Теперь разделите 13 предметов на другие две группы — полезные предметы и игрушки. Сколько у вас получилось спорных случаев? (Относится ли искусство к игрушкам? А порнография?)
Каждую неделю, пока существует ваша группа, придумывайте еще один пример дуализма и делите 13 предметов на две кучки в соответствии с новым критерием.
Обратите внимание, что в одной дуалистической системе две вещи попадают в разные группы, а в другой дуалистической системе те же самые две вещи оказываются в одной группе. (Например, пробка и твердое дерево попадут в одну группу, если делить вещи на «деревянные» и «не-деревянные», но в разные группы, если делить веши на «плавающие на поверхности» и «не плавающие на поверхности».)
Обратите внимание, как будет выглядеть аристотелевский аргумент «Это "есть" либо А, либо не-А» после того, как вы найдете несколько предметов, которые оказываются на одной стороне при одном дуализме и по разные стороны при другом дуализме.
Вот вам несколько других дуализмов в качестве подсказки:»предметы для образования» и «предметы для развлечения», «научные» и «ненаучные» предметы, «хорошие» и «плохие», «органические» и «неорганические» предметы.
Постарайтесь придумать побольше самьк странных и изощренных дуализмов.
На данный момент стоит отметить один очевидный факт. Вы извлечете для себя гораздо больше уроков, если будете на самом деле выполнять эти упражнения в группе, как вам предлагается, а не просто читать о них.

Глава пятая

Сколько у вас голов?
Позаимствовав одну шутку (или гениальное открытие?) из книги Бертрана Рассела «Наше знание о внешнем мире», я сейчас покажу, что уважаемый читатель имеет две головы.
Согласно здравому смыслу и консенсусу, которого достигло большинство (западных) философов, мы существуем «внутри» некоторой «объективной вселенной», или — если сказать то же самое, но по-другому — «объективная вселенная» существует «вне» нас.
Мало кто когда-либо в этом сомневался. Но те люди, которые сомневались, неизбежно приходили к самым эксцентричным заключениям.
Давайте пока что избегать всякой эксцентричности и полагаться на общепринятые воззрения. Итак, каким образом мы можем знать что-нибудь об этой «внешней вселенной»? Каким образом мы ее воспринимаем?
(Для удобства я в дальнейшем буду учитывать только чувство зрения. Читатель может проверить сам себя, срабатывает ли та же логика, если заменить зрение на слух или любое другое чувство.)
Мы видим объекты во «внешней вселенной» при помощи наших глаз, а затем создаем в нашем мозгу их картинки, или модели. Мозг «интерпретирует» то, что глаза передают ему как энергетические сигналы. (Пока что будем игнорировать имеющиеся данные о том, что процесс интерпретации этих сигналов мозгом носит характер игры случая.)
Опять-таки, мало кто из западных людей когда-либо подвергал это сомнению, но тот, кто делал это, приходил к очень странным и «невероятным» альтернативам.
Итак, мы живем «внутри» некоторой «внешней вселенной» и создаем ее картинку, или модель, «внутри» нашего мозга посредством складывания (синтезирования) и интерпретации наших картинок, или моделей, различных частей вселенной, которые мы называем «объектами». Из этого следует, что мы вообще не знаем «внешнюю вселенную» и ее «объекты». Мы знаем лишь модель «внешней вселенной» в нашем мозгу, который сугцествует внутри нашей головы.
Таким образом, все, что мы видим, существует не вовне (как мы привыкли думать). На самом деле то, что мы видим, существует внутри, то есть у нас в голове.
Но мы еще не пришли к солипсизму. Мы по-прежнему предполагаем наличие «внешней вселенной». Это остается в силе. Мы просто обнаружили, что не можем видеть или знать ее. Мы видим модель, которая существует в нашей голове, и в повседневной жизни забываем об этом обстоятельстве и действуем так, как будто эта модель существует вне нашей головы. Иначе говоря, мы действуем так, как будто: 1) модель и вселенная занимают один и тот же объем пространства (помните карту, которая, чтобы показать «все» о Дублине, должна была бы занимать то же пространство, что и Дублин) и 2) этот объем пространства существует «вовне».
Но ведь модель и вселенная не занимают одно и то же пространство! То пространство, в котором существует модель, может быть расположено только «внутри» нашего мозга. А мозг расположен внутри головы.
Теперь мы понимаем, что, хотя вселенная существует вовне, модель существует внутри и потому занимает гораздо, гораздо меньше места, чем вселенная.
«Реальная вселенная», таким образом, существует «вовне» и остается непознанной — а пожалуй, и непознаваемой. То, что мы переживаем и знаем (или думаем, что знаем), существует лишь в локальной сети электрохимических связей в нашем мозгу.
Если читатель захочет подвергнуть сомнению то, что было сказано выше, ему неизбежно придется придумать альтернативное объяснение восприятия. Такие альтернативы действительно выдвигаются, но они всегда выглядят еще более страннои даже совершенно неприемлемо для приверженцев «здравого смысла».
Идем дальше. Теперь у нас есть «внешняя вселенная», очень большая (в относительном смысле), и ее модель, гораздо меньших размеров (тоже в относительном смысле). Первая находится «вне» нас, а вторая «внутри» нас. Конечно, между «внешней» и «внутренней» вселенными существует некоторое соответствие, или изоморфизм. Иначе я бы не мог встать со стула, подойти к двери, спуститься в холл и попасть в кухню, чтобы налить себе еще чашечку кофе из того объекта, который я идентифицирую как «кофеварку».
Но где же существует наша голова?
Очевидно, наша голова существует «внутри» «внешней вселенной» и «снаружи» нашего мозга, в котором содержится модель «внешней вселенной».
Но, поскольку мы никогда не видим и не знаем «внешнюю вселенную» непосредственно, а видим только ее модель, то и голову нашу мы воспринимаем лишь как часть модели, существующей внутри нас. Конечно, воспринимаемая нами наша голова не может существовать отдельно от воспринимаемого нами нашего тела, пока мы живы, а воспринимаемое нами наше тело (включая голову) существует внутри воспринимаемой нами вселенной. Все правильно?
Таким образом, та голова, которую мы воспринимаем, существует внутри другой головы, которую мы не воспринимаем и не можем воспринимать. Эта вторая голова содержит в себе нашу модель вселенной, нашу модель этой галактики, нашу модель этой солнечной системы, нашу модель Земли, нашу модель этого континента... и т.д., нашу модель нашего дома, нашу модель самих себя, а наша модель самих себя увенчивается моделью нашей головы. Итак, модель нашей головы занимает гораздо меньше места, чем наша «настоящая» голова.
Подумайте об этом. Удалитесь в свой кабинет, отключите телефон, заприте дверь и тщательно рассмотрите каждый шаг наших рассуждений. Обращайте внимание на то, какие абсурдные проблемы возникают, если подвергать сомнению любой отдельный шаг и пытаться искать ему альтернативу.
Наша воспринимаемая голова существует как часть (очень малая часть) нашей модели вселенной, каковая модель существует в нашем мозгу. Мы уже доказали это, не так ли? Наш мозг, однако, существует внутри нашей второй головы — нашей «реальной», «настоящей» головы, в которой содержится вся наша модель вселенной, в том числе и наша воспринимаемая голова. Короче говоря, наша воспринимаемая голова существует внутри нашей воспринимаемой вселенной, которая существует внутри нашей реальной головы, которая существует внутри реальной вселенной.
Таким образом, мы можем дать названия нашим двум головам — у нас есть «реальная» голова вне воспринимаемой вселенной и «воспринимаемая» голова внутри воспринимаемой вселенной. И наша «реальная» голова, судя по всему, не только гораздо больше нашей «воспринимаемой» головы, но и больше нашей воспринимаемой вселенной!
Поскольку мы не можем знать или воспринимать «реальную» вселенную непосредственно, наша «реальная» голова кажется большей, чем та единственная вселенная, которую мы действительно знаем и воспринимаем, — наша воспринимаемая вселенная, находящаяся внутри нашей воспринимаемой головы.
Возможно, читателю будет приятно узнать о том, что Бертран Рассел, придумавший это логическое рассуждение, изобрел также математический класс всех классов, которые «не содержат самое себя». Этот класс, видите ли, не содержит самое себя, если только он не содержит самое себя. Кроме того, он содержит самое себя в том и только в том случае, если он не содержит самое себя. Уяснили?
Когда Рассел не был занят крестовыми походами за рационализм, мир во всем мире, общественную нравственность и другой подрывной деятельностью, он уделял много времени еще более разрушительной практике, изобретая таких вот логических «монстров», которые сводили сума логиков и математиков.
Вернемся к нашим двум головам: лорд Рассел никогда не развивал свою шутку (или гениальное открытие?) дальше этой черты. Но, немного подумав и проанализировав вопрос, читатель легко сможет увидеть, что у нас есть даже три головы. Третья голова содержит в себе модель, которая содержит в себе «реальную» вселенную, «реальную» голову, воспринимаемую вселенную и воспринимаемую голову. А как только мы подумали об этом, у нас стало уже четыре головы...
И так далее, до бесконечности. Когда мы говорим о нашем восприятии нашего восприятия — о нашей способности воспринимать то, что мы воспринимаем, — у нас уже три головы, а как только мы это поняли, у нас их уже четыре, а если мы захотим продолжать этот анализ до бесконечности, у нас будет бесконечное число голов...
Модель сознания, приводящую, с почти математической точностью логики, именно к такой бесконечной прогрессии, можно найти в книге Дж. У. Данна «Вселенная как серия». Автор рассматривает не восприятие, а время, но приходит к точно такому же заключению, к которому пришли мы, — только у него вместо бесконечной серии голов получается бесконечная серия «умов».
Подобно учителю дзэн, я только что подвел вас к двери Закона и захлопнул ее перед вашим носом. Но ничего! Мы еще увидим «свет в конце туннеля». Если только сможем открыть эту проклятую дверь...
Или, может быть, вы уже выявили «Убанги в топливной магистрали» мистера Филдза?
Если нет, тогда пойдем дальше. Альфред Кожибский, которого мы уже неоднократно упоминали (и который оказывает на наши рассуждения сильное влияние, даже когда мы его не упоминаем), утверждал, что наше мышление было бы более научным, если бы мы почаще использовали математическую индексацию.
Однажды, размышляя об этом, я придумал следующий аналог рассуждений Данна, не прибегая к его бесконечным временным измерениям:
Я наблюдаю, что у меня есть ум. Следуя совету Кожибского, назовем этот наблюдаемый ум «ум1».
Но я наблюдаю, что у меня есть ум, который может наблюдать ум1. Назовем этот самонаблюдающий ум «ум2».
Ум2, наблюдающий ум1 может, в свою очередь, стать объектом наблюдения. (Кое-какой опыт буддийского самонаблюдения подтвердит это экспериментально.) Наблюдателю ума2 тоже надо дать какое-то имя, поэтому будем называть его «ум3».
И так далее, снова до бесконечности.
Кстати, если уж речь зашла о буддизме, я должен добавить, что буддист никогда не примет формулировку «я наблюдаю, что у меня есть ум». Буддист бы сформулировал так: «Я наблюдаю, что у меня есть тенденция позиционировать ум».
Но это уже, как сказал бы Филдз, позволяет felis domesticus убежать из мешка,
* У. Филдз (1880 -1946) - американский киноактер и артист эстрады.
Felis domesticus (лат.) - кот домашний.
Упражнения
1. Пусть группа вспомнит упражнение 1 из главы второй. Попробуйте определить, сколько из предложений, которые я просил разделить на «имеющие смысл» и «бессмысленные», могли бы с таким же успехом подпасть под категорию Правил Игры или результатов молчаливо принятых Правил Игры.
2. Поразмышляйте над следующей цитатой из книги лорда Рассела «Наше знание о внешнем мире»:
Бессознательная уверенность в том, что все предложения строятся по принципу «подлежащее — сказуемое» — иными словами, в том, что каждый факт есть некоторая вещь, обладающая некоторым качеством, — привела большинство философов к тому, что они стали неспособны отдавать себе отчет о мире науки и повседневной жизни.
Рассмотрите принцип «подлежащее—сказуемое» как Правило Игры.
3. Подумайте над следующими типичными предложениями типа «подлежащее — сказуемое»:
«Внезапно сверкнула молния».
«Уже смеркается».
«У меня несдержанный темперамент».
Попробуйте определить подлежащее в предложении «Уже смеркается». Кто или что смеркается?
Посмотрите, как Правила Игры «подлежащее — сказуемое» влияют на другие два предложения. Можете ли вы пересказать их на более феноменологическом языке?
Помогает ли вам все это раскусить трюк рассуждения о двух (или более) головах?

Продолжение следует......